Я легко поднял Клинок – столб небесного огня, и пространство содрогнулось от его мощи, завибрировав всей сетью бесконечных силовых струн, словно арфа под ударом первого аккорда. Постояв так мгновение, я плавно опустил его вниз, стараясь не нарушить при этом мировое равновесие.
Проколд был просто размазан этим ударом. Равнину озарила яростная черно-красная вспышка, и к небу вздыбилось гигантское грибовидное облако, словно после ядерного взрыва, куда более громадное и внушительное, чем то, что возникло после активизации транса. Черно-красное, оно вздымалось все выше и выше, тяжко ворочая вихрящимися пластами, пока не достигло верхних слоев атмосферы, и здесь я его пригасил одним движением руки, не позволяя разрастись стихии разрушения дальше. Пригасил, вылепил из него новую, конусообразную форму, как у смерча, и воткнул нижним концом в зев перехода. Затем раскрутил, заставив войти новосотворенную воронку в туннель, как ненужный мусор в горло ненасытного пылесоса. Я не задумывался, как это у меня получается, просто делал необходимую работу по зачистке поверхности планеты. За черно-красной субстанцией взрыва последовала и вся сиреневая муть, обволакивавшая сам глаз перехода, да и землю под ним. Затем глаз захлопнулся. Возможно, удар схлопывания был громовым, но для меня он прозвучал почти как беззвучный хлопок.
Работа была закончена.
В моей силе больше не было нужды.
Целую вечность я просто стоял и смотрел туда, где только что был туман с черным зрачком и где теперь не было ничего до самого горизонта. Стоял и не знал, что делать дальше, пока где-то на периферии сознания не возникла чужая слабая мысль, с трудом пробившись сквозь омывающую меня энергетическую броню:
– Я знал, что ты меня не подведешь, Эл. Но пора заканчивать эти игры, Вселенная – не игрушка.
И все действительно кончилось.
Сначала вернулось осязание, и это ознаменовалось пришествием жуткого, леденящего, пронизывающего до самых костей холода. Холод породил дискомфорт, а тот, в свою очередь, заставил шевелиться, что было непросто, – тело казалось чужим и неподъемным, повиновалось кое-как. Преодолевая отчаянное сопротивление затекших от неподвижности мышц, кряхтя и охая, как дремучий дед, впервые сползший с завалинки за последнюю сотню лет, я попытался подняться. Результат вышел обескураживающим. На то, чтобы поставить себя на четвереньки, у меня ушло минут десять. Дальше было еще хуже. Едва я стал выпрямляться, как от резкой боли в спине перехватило дыхание. Я немного переждал, пока нежданная боль схлынет, и продолжил подъем. Но тут начали чудить ноги – так и норовили уткнуться коленями в землю. Через некоторое время, изрядно помучившись, я все-таки справился с задачей и утвердился в вертикальном положении. Только ненадолго. К горлу подкатила тошнота, в глазах потемнело. Голова закружилась так, что пришлось немедленно опуститься на корточки. Чтобы не упасть.
Я был не слишком удивлен такой слабостью. По всей видимости, покинув меня после битвы, энергия Клинка каким-то образом прихватила с собой и мою собственную – подобно равнодушной волне океанского отлива, бездумно забирающей с собой воды фиордов. Поэтому я и чувствовал себя как электроприбор с выдернутой из розетки вилкой – полный ступор.
Впрочем, я мог себе и помочь. Конечно, силенок было маловато, но, чтобы запустить какой-нибудь завалящий Ключик самовосстановления, и этих хватало. Я сосредоточился на солнечном сплетении, представив вместо него пылающий шар. С минуту концентрировал энергию, затем пустил струи энерготока по телу вниз и вверх. Вяжущая боль наполовину рассосалась, мышцы разогрелись.
Вот кретин! Похоже, мои извилины порядком проморозились, если я не сделал этого еще до того, как попытался встать. А ведь раньше подобная процедура была для меня так естественна, самовосстановление проводилось практически без участия сознания, что называется, на автопилоте. Впрочем, естественно это было для Элиота Никсарда, а у столь жалкой и ограниченной личности, как посыльный Мастон Никс, с этим были проблемы. Непросто будет «раскачаться» до своих прежних возможностей, кои вышеупомянутая личность так усиленно тормозила в соответствии с заданной программой. Не мной заданной, естественно. Машиной правосудия Новы-2. Даже удивительно, что я вообще пришел в себя, а не тихо отошел в мир иной. Ведь остаток дня после сражения и всю последовавшую за ним ночь я провел лежа на голой и стылой земле, укутанный ватной могильной тишиной и промозглым туманом, точно саваном. А очнулся только с первыми лучами рассвета, решившими робко пощекотать небесное брюхо, низкое и хмурое, как в день моего появления на Шелте. Я отстранено отметил про себя, что история повторялась. Первую ночь на Шелте я провел так же – без сознания, окоченевший от холода прямо на голой земле. Вернее, на грязном, загаженном пластите, суть дела от этого не меняется. Ну что ж, остается только поздравить себя с началом еще одной новой жизни и подумать о том, что, собственно, со мной произошло, какие это повлечет последствия и что мне делать дальше.
Мысли потекли сами собой, не понукаемые волей, раздумья незаметно сменялись воспоминаниями, воспоминания – раздумьями. Пока Ключ работал с энергетикой, связывая организм в единое целое, я сумел перетрясти в голове все, что плохо лежало, передумать о многом.
В первую очередь, конечно, о нашем отряде. Просто не мог избавиться от этих мыслей, прокручивающихся в голове раз за разом, доводящих до нервного исступления, до истерического, безумного смеха. У любого из них, твердил я себе вновь и вновь, у любого из них было больше шансов остаться в живых, чем у меня, но судьба оказалась благосклонной именно ко мне. Образы всех четырех моих спутников не желали расставаться со мной ни на минуту, сменяя друг друга перед внутренним взором, наполняя душу безотчетной тоской и болью утраты. Словно мне мало было физического бессилия. Я даже не мог предположить, что за столь короткое время настолько сближусь с этой компанией людей и чужих, и, обнаружив это, винил во всем слияние Нкота, овладевшее нашей командой перед первой бойней и заложившее среди человеческой составляющей – мной, Бигманом Шестом и Отшельником – незримые связи взаимопонимания. Извини, Нкот, оговорился, не перед бойней, а перед первым сражением на площади заброшенного Города, когда с помощью слияния я побывал обоими шелтянами одновременно, ощутил груз их собственных проблем на своей шкуре, узнал столько личного об этих людях, сколько иной раз не знаешь о близком человеке, с которым много лет живешь рядом. Плохого и хорошего, не знаю, чего больше, но думаю, в каждом из нас и того и другого добра предостаточно. Тогда это помогло мне понять, что Бигман – не злобствующий садист, охочий до чужих страданий, как мне представлялось вначале, а Отшельник – далеко не только добродушный романтик и так же способен свернуть шею своему врагу, как и его брат, не особо задумываясь о последствиях. Сама жизнь на Шелте приучает к подобной жесткости и беспощадности.